Москва и москвичи Роберта Гараева

Роберт Гараев — автор книги «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х», журналист и тусовщик. В Москве у него бессчетное количество товарищей и знакомых. И, кажется, в столичной тусовке нулевых его знали все. Мы прошлись по значимым для него местам и посмотрели на Москву прошлого и настоящего его глазами.

…на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого,

где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего,

я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву.

Владимир Гиляровский

Лубянская площадь

С Робертом Гараевым мы встречаемся у выхода со станции метро «ВДНХ». Я прохожу мимо панно с гжельскими скоморохами, украшающего вестибюль, поднимаюсь по лестнице и вижу Роберта — худого и моложавого, одетого в ярко-зеленую олимпийку Adidas. «А о чем будет материал?» — в очередной раз интересуется он, поправляя очки. Я отвечаю, что все знают о нем по истории казанских ОПГ и мало кто знает, что он уже 20 лет живет в столице. Именно об этом, о значимых и любимых для него местах в городе, пойдет речь. «Тогда для начала поедем на Лубянку», — без особых раздумий отвечает Роберт.

В подземном переходе шумно, люди обгоняют нас и друг друга. Поднимаемся наверх — на залитую солнцем Маросейку. Первый раз уже в осознанном возрасте Роберт оказался в Москве летом 1995 года. Тогда он с приятелями приезжал в столицу из Казани на «собаках» (электричках). Они «панковали»: пили, гуляли по ночной Москве, ходили на концерты и даже в музеи, что парадоксально. Ночевали в подъездах на «Арбатской», потому что больше негде было. «Вписывать нас никто не хотел», — пожимает плечами мой собеседник.

Одно из первых ярких впечатлений в Москве произвела на молодого Роберта идущая по парку лысая девушка в строгом костюме, длинном плаще и с сигаретой. «В Казани курящая девушка обязательно пряталась где-то в подворотне. Я сразу понял эту огромную разницу между менталитетом людей, которые стыдливо прячутся с сигареткой, и этой лысой красавицы, — воодушевленно говорит он. — Мне все тогда было интересно! Мне были важны эти впечатления о городе. Москва подкупала меня такими “крючками”. А сейчас я уже привык. Кажется, что, когда этого нет, это неправильно. Молодежь должна стремиться к тому, чтобы быть открытой и творческой».

Мы идем по Лубянской площади. «Здесь стоял памятник Дзержинскому, — показывает Гараев, — и прямо на улице, напротив этого памятника, продавали наркотики. Это было страшное место. Старушки спрашивали у нас: “Мальчики, лекарства вам не нужны?”»

На мгновение мы задерживаемся на пешеходном переходе на Мясницкой: я жду зеленого, но Роберт идет на красный. «Вот в этом отличие современной молодежи, — отрезает он. — Я не хочу ждать на светофоре!»

У Министерства транспорта сворачиваем направо, в маленький безлюдный проулок. Театральный проезд, дом 3 — в нулевые здесь было несколько разных заведений, стоял знаменитый Паша Фейсконтроль (легенда московской клубной жизни 2000-х. — Прим. ред.). «Одно из заведений называлось “Джусто Баня Душ”, — в голосе Гараева появляются ностальгические нотки. — Оно открылось на месте бань XIX века. Я там даже выступал. Туда приходило много разных интересных селебрити, с которыми мы дружили и иногда сотрудничали». Гараев потирает руки, поправляет очки и перечисляет знаменитостей: Сергей Бугаев (Африка), Владислав Мамышев-Монро, Кирилл Толмацкий (Децл), Богдан Титомир там практически жил. «А сейчас видишь, кошек кормят, дверь заколочена. — Роберт поднимается со ступеньки, на которой мы сидели, и командует: — А теперь на Китай-город!»

Солянка

Мы проходим по очередному перегороженному стройкой тротуару, приближаемся к улице Забелина, той, что в «нижнем» Китай-городе, ближе к реке. Гараев останавливается и говорит: «Когда строили широкие тротуары и было все перекопано, я, конечно, в душе всех проклинал. А на следующий год шел по новым широким тротуарам и думал: “Блин, как же это удобно, как же классно! Ну ладно, потерпели немножечко — и в итоге Москва стала такой, какой ты хотел”».

Отправляемся на Солянку, где в 2007 году открыли знаменитый одноименный клуб, хипстерский, а значит, модный по тем временам. Там Роберт тоже кутил. «”Если ты пришел на тусовку и там нет Роберта Гараева, это какая-то неправильная тусовка” — так говорили в столице в нулевых. Кстати, когда пришла популярность после выхода моей книги и сериала, я немного расстраивался. Это немного разные вещи: когда тебя знают в каждом клубе Москвы — это девчонки, ребята прикольные, а “Слово пацана” — это криминал, сидельцы и всякая остальная публика», — щурясь от солнца, замечает мой собеседник.

Мы сворачиваем в один из переулков и садимся на металлическую ступеньку технической будки. В двухэтажном дореволюционном здании с салатовыми оконными стеклами находился тот самый клуб — «Солянка». «Когда появились хипстеры, мне они очень понравились. Предыдущая техно-тусовка одевалась скучно, как я сейчас: джинсы, олимпийка — нормкор, — Роберт указывает на свои вещи. — А эти молодые хипстеры фриковали. Не было какого-то одного стиля, все одевались как могли — это самое прикольное было. Ностальгия по старым временам — это большая глупость. Я к такому философски пытаюсь относиться, не грустить по тем временам. Да и сейчас намного больше прикольного есть! Звук в клубах лучше. Публика классная».

Но самый запомнившийся Роберту вечер в «Солянке» — поминки его подруги. В клуб они приехали после похорон. Один из друзей покойной вместо тоста начал читать рэп о ней — гости опешили. «Но это было так остро и трогательно! — отпивая пиво из банки, говорит Роберт. — На поминках же люди обычно не понимают, как себя вести, кто-то рыдает, кто-то молчит. А в итоге это превратилось в веселую вечеринку, как она бы и хотела».

В поисках прохлады мы перемещаемся под тень деревьев в парке «Горка». Гараев размышляет о городе: «Он удобный и классный. Если в 70-х или 80-х приглашали на свидание или просто собирались познакомиться, нужно было оказаться в квартире, на каком-нибудь дне рождения. А сейчас городская среда способствует тому, чтобы найти укромное местечко, где можно поболтать и влюбиться». Но некоторые вещи Роберту в столице не нравятся. Например, нельзя пить пиво на улице, за это забирают в отдел. «А мне там делать нечего. Это мое не самое любимое место», — объясняет писатель.

Я оглядываюсь по сторонам. На пригорке сидят несколько пар, компания друзей и родители с детьми. Дети смеются, забегая под фонтан поливочной системы. Светит солнце, и в брызгах воды появляется радуга.

Пятницкое кладбище

Роберт предлагает пойти на кладбище, там ему спокойно. Я побаиваюсь таких мест, но в жару там прохладно, поэтому соглашаюсь на ближайшее — Пятницкое. Мы идем от «Алексеевской» тенистыми дворами, потому что на проспекте Мира стоят полицейские, а распитие пива в городе все еще под запретом.

Оказалось, что Гараев ведет меня на могилу Толмацкого-Децла. «Смотри: чтобы пройти, надо вот так вот…» — он лезет между могильными оградами по проходам шириной в человеческую стопу, а иногда и уже.

Мы подходим к единственной на кладбище белой могильной плите, под которой похоронен Децл. На фотографии он смотрит вниз, руки сложены ладонями друг к другу, из-за длинных дредов он напоминает Иисуса. На могиле лежат свежие живые цветы.

Роберт пьет пиво. «Хотя вообще и водочку было бы нормально», — замечает он.

Мы включаем «Вечеринку у Децла дома».

Сквозь кроны деревьев светит солнце. Гараев читает эпитафию: «“Нечего взять, зато можно оставить что-то важное здесь новым людям на память…” Конечно, мы тут окажемся, я об этом частенько думаю. Но пока не оказался, уже хорошо».